В дни своего заключения в темнице крепости-тюрьмы, Баб оплакивал всех, кто верил в него, кого не остановили ни открытое унижение, ни потеря высокого положения; кто из-за глубокой любви к Нему принял мученическую смерть во имя Его.

Вахид, кого Баб называл одним из «двух очевидцев» Его Дела, в прошлом наиболее выдающийся представитель духовенства в Персии, неустанно возвещал во всех городах на своем пути - от Курасана до Лористана, от Исфахана до Ардистана, в Аркадане и Язде - о появлении Обещанного. Верхом на лошади, подаренной ему Шахом Персии, он в конце пути добрался до Нейриза, где чуть позже принес Бабу последнее пожертвование - свою жизнь.

 

Следующий день прошел без происшествий, но когда опустилась ночь, Вахид призвал единоверцев к действиям. Он попросил Гулама Рида-Язди, командующего офицера, сопровождавшего его со времен событий в Язде, повести четырнадцать мужчин во внезапную атаку. В этой группе был девяностолетний сапожник, который пребывал в необычайном волнении перед битвой, и несколько совсем юных мужчин, никогда прежде не участвовавших в таких сражениях. И хотя противостоящие силы были очевидно неравными, когда наступила полночь, группа последовала за Гуламом Рида-и-Язди. Люди разделились на две группы и неслышно подобрались с двух сторон к лагерю, где располагалось войско Шаха. С громкими криками «Бог - велик» они выступили вперед и затем бросились в самую гущу солдат, размахивая обнаженными мечами.

Другие баби, находящиеся в квартале Чинар-Сукти, по вспышкам оружейных выстрелов осознали, что битва началась. Сотни баби поспешили на помощь своим единоверцам. Женщины баби вскарабкались на крыши своих домов –бывших неподалеку от поля битвы – и громкими возгласами одобрения приветствовали действия своих мужчин. Слыша страстные крики женщин смешивающихся с призывами баби «Бог – Велик», солдаты потеряли всю свою смелость и стали покидать поле битвы. Баби продолжали свое наступление и воевали до утра….

…первые лучи солнца осветили разоренный армейский лагерь и истощенных, но победивших последователей Баба, которые брели к крепости, перенося своих раненых и погибших. Более шестидесяти баби и еще большее количество солдат погибли в той ночной битве. Некоторые верующие после этого жестокого сражения испугались и покинули ряды собратьев. Командующие армии, проигравшей сражение, теперь знали с каким сильным противником они имеют дело.

 

И сейчас, когда порт опустел, а баби были убиты или разогнаны, Зайнул-Абидин Хан должен был придумать, как поступить с присягой Вахиду. Так как Зайнул-Абидин Хан поклялся охранять жизнь Вахида, он не мог открыто расправиться с ним. Но он жаждал убить Вахида, и, к тому же духовные лица Шираза издали специальный приказ убить Вахида и его главных товарищей.

На открытом месте, известном как «Красная гора» за пределами Нейриза, Зайнул-и-Абидин Шах и его советники начали обсуждение. Один из военачальников выступил вперед, говоря, что он не присягал и потому был готов учинить расправу. Он также призвал выступить каждому, чей член семьи был ранен в конфликте с баби, и принять участие в наказании Вахида.

Брат Муллы Бакира, несшего весть о подкреплении, но перехваченного на пути и убитого группой баби, вызвался быть добровольцем. За ним последовали другие, включая племянника губернатора, чей отец был убит. Желающие отомстить, они подошли к Вахиду и сорвали с него чалму - знак его высокого происхождения –и обмотали один ее конец вокруг шеи пленника. Затем последовал один жестокий удар за другим, и Вахид рухнул на землю.

Они привязали другой конец чалмы к лошади и потянули Вахида по земле через улицы города. Вид страдающего Вахида возбудил горожан, собравшихся вокруг, выкрикивающих оскорбления, бивших его палками и закидывающих его камнями. Женщины неистово плясали вокруг него. В какой-то момент, среди всего этого безумия и беснования, в пыльном и знойном воздухе, пропахшем потной яростной страстью, посреди крика и визга, отражающихся от глиняных стен Нейриза, Вахид покинул этот мир.

 

Губернатор Нейриза, Зайнул-и-Абидин Хан с пылом вынашивал планы об искоренении последователей Баба. С каким удовольствием он бы избавил город от этих неверных, способных легко свергнуть его, настроив его родственников против него. А после он мог приумножить свое богатство, грабя имущество баби. Множество оставшихся в живых баби ушли в горы, где скрывались в страхе. Большая часть квартала Чинар-Сукти – где жили последователи Баба – лежала в руинах, после разорения, последовавшего за поражением при крепости Кхаджи. Но уже собиралось новое ополчение.

Губернатор владел несколькими предприятиями, перерабатывающими виноград, которые находились в горах. Он получил новости, что баби атаковали один из них, убив несколько рабочих. До него доходили слухи о готовящемся заговоре. Число последователей Баба в квартале Чинар-Сукти, кажется, опять начало расти. Напуганный всем этим, он выходил в город, непременно окружая себя группой вооруженных солдат.

Он бы стал еще более обеспокоен, если бы знал, что осенью 1852 года, один баби, известный своей необычайной храбростью, пробрался обратно в Нейриз. Его звали Али Сардар.

 

В ближайшем винограднике, где затаились баби, слышалось мирное журчание воды в источнике.

Солдаты под предводительством Мирзы Бабы подходили к этому винограднику с опаской; они знали, что там скрывались баби, и что они имели репутацию неистовых и стойких противников. Солдаты окружили виноградник, но только некоторые из них осмелились войти туда. Их сразу же атаковали баби с мечами, палками и камнями, и с возгласом «Бог - велик», прогнали их.

Все баби, находившиеся в городе, услышали суматоху, выскочили из своих жилищ и, невзирая на отсутствие военного опыта, поспешили к винограднику, чтобы присоединиться к битве. Военная сила баби теперь была более внушительной. Сражение было продолжено с удвоенной силой.

Одинокий, вооруженный мечом баби, в одежде белого цвета – погребального цвета, который носили, чтобы показать свою готовность умереть – поспешил на встречу кавалеристам, стоявшим неподалеку от виноградника. Они стали убегать, но этот баби их преследовал. Так погоня продолжалась до самого поместья губернатора, где солдаты сумели схватить преследующего их и посадить его под арест.

Сотни оружейных залпов можно было услышать в винограднике. Около двухсот единоверцев воевали против солдат, окруживших их со всех четырех сторон. Перестрелка продолжалась до вечера, стихнув только, когда наступила темнота.

Несколько баби были взяты в плен в тот момент, когда они направлялись в сторону виноградника на помощь своим единоверцам. Пленники были приведены обратно в город и брошены в подземелье, находящееся в бывшем поместье губернатора. Запертые там и не ведающие, что их ожидало, они стали обдумывать план побега.

Вскоре в чернильной темени подземелья можно было услышать скребущий звук ножей. Узники пытались проделать отверстие в стене, через которое они могли бы проползти. Но один из них, Каджи, предал остальных своих товарищей, известив губернатора о попытке побега. Он утверждал, что при его аресте была сделана ошибка, поскольку он не был последователем Баба.

Власти приказали ему доказать свою непричастность, обезглавив своих сокамерников.

 

Ни одного звука не было слышно, только свист ветра да крик птицы, когда внезапно треск оружейного выстрела прервал тишину и затем потопил ее в огневом вале сплошных залпов. Вооруженные солдаты Истахбатани начали атаку, науськиваемые \ведомые своими муллами, которые обещали им спасение за уничтожение этих неверных. Божье благорасположение к ним будет возрастать с каждой пролитой каплей крови баби. Пять мулл, однако, отказавшись от своего положения, перешли на сторону последователей Баба, принеся с собой оружие и амуницию. Атакующие наступали быстро, захватывая одну линию обороны за другой, до тех пор, пока у баби не осталось всего несколько позиций для обороны. Две воюющие группы теперь подошли настолько близко друг к другу, что если ли бы комар запищал на одной стороне, на другой стороне его было бы слышно.

Стрелок из войска Истахбатани, спрятавшийся за большим валуном, взял на прицел одного баби и спустил курок. Ружье выпустило пулю, пронзившую тело верующего, который упал наземь. Стрелок прицелился и выстрелил снова, потом опять, и на этот раз три баби упали на горный склон. И вновь он выстрелил. Еще два баби были сражены. Он спустил курок, но на этот раздался пустой щелчок. И тут стрелок увидел еще одного баби, спешившего к нему по склону, и осознал теперь, что был бессилен.

 

С призывом «Бог - велик», раздававшимся эхом по темному глубокому ущелью, баби выскакивали из своих укромных мест в самую гущу паниковавших и растерянных солдат. Смятение, вызванное стрельбой, звенящие мечи и удары прикладами внезапно стали видны, когда одну из солдатских юрт, служивших временным жилищем, подожгли факелом, затем другую и еще одну; свет и жар огня распалился, и с ними страсть рукопашного боя, где каждый человек бился насмерть, чтобы победить другого. Женщины баби, которые ушли со своими мужьями в горы, стояли сейчас на горных выступах, следя за ходом сражения, бросая камни, и, завываниями поддерживая своих мужчин. Свет, испускаемый горящими юртами, осветил солдатам дорогу к отступлению, и, они развернулись и побежали в беспорядке, Мирза Наим с ними, прикрываясь одним из своих людей. Оранжевые языки пламени освещали спины убегающих по проходу солдат.

Большая черная пушка, брошенная солдатами, стояла посреди беспорядка на месте сражения. Баби сняли с нее колеса и привязали к ней веревки. Орудие втаскивали на скалу, подтягивая ее то с одного края, то с другого; было слышно громкое бряцание и скрип веревок на ночном ветру. Так они протащили пушку наверх по склону и установили ее на вершине горы.

 

Старейшина племени Бахарлу выбрался из своего убежища и осторожно подошел к сцене кровавой бойни. В страшном месиве он различил знакомое лицо и подумал о награде, которую мог получить. Он решительно вытащил из ножен меч и опустил его с силой на шею мертвого баби. Потом схватил отрубленную голову за волосы и побежал к лагерю Мирзы Наима. Достигнув места, он предстал перед Мирзой Наимом и поднял отсеченную голову. Проводники из Нейриза, сопровождавшие шахскую армию, подтвердили, что это действительно была голова Сардара. Мирза Наим испытал чувство великого облегчения, увидев, что один из самых опасных его противников убит. В благодарность он одарил вождя племени Бахарлу монетами и платьем чести – накидкой, сотканной из тончайших тканей. Теперь Мирза Наим мог спать спокойно, и, вождь племени Бахарлу ушел к себе обогащенным.

Когда пришла ночь, баби в укреплении Сардара встревожились. В темноте они едва различили спотыкающуюся и пошатывавшуюся фигуру. Это был Сийид Али – баби, уехавший с Сардаром утром того же дня. Они подбежали помочь ему, только тогда увидев кровь на его одежде от многочисленных ран. Почти не способный говорить, Сийид Али вымолвил только, что в него стреляли и забивали его камнями. Затем он произнес слова, которые баби не могли перенести – «птица духа Сардара высвободилась из темницы земной жизни.»

 

Спустившись по горном склону, они направились к мельнице.

Четырнадцатилетний мальчик шел за своей матерью, привязанный к ней веревкой. Когда он спросил, почему его привязали к ней, мать ответила, - чтобы быть рядом, если солдаты арестуют и убьют его, - так как не хочет провести остаток своей жизни в неведении и ожидании. На руках она несла своего другого, совсем еще маленького сына. Следуя совету своего недавно убитого мужа, она надела на себя самую простую, без украшений, грубую одежду, в надежде, что солдаты не схватят ее. На маленьком ребенке, однако, была надета шапочка с орнаментом, которую мать в спешке забыла поменять. Проезжавший мимо солдат, верхом на коне, наклонился и сорвал шапочку с головы ребенка с такой жестокостью, что младенец выпал из рук матери, упав на твердую землю в нескольких футах от нее. Она подбежала к ребенку в панике и подобрала его на руки. Он был без сознания, на голове образовалось лысое местечко в том месте, где волосы были вырваны жестокой хваткой. Она стала убаюкивать его в своих руках, и, встав на колени на землю, отчаянно пыталась его оживить, – закутывая его тело так, как она уже делала при его рождении – когда он перестал дышать.

 

Большое племя Кашкаи называли так потому, что большинство кочевников в нем говорило на турецком языке. Племя собрало в себе большие кочевнические кланы. В летнее время они перегоняли свой скот на пастбища провинции Фарс. Их красочные и очень дорогие ковры продавались на рынках Шираза, и по разноцветным одеждам их можно было легко распознать в сельской местности. Власти провинции Фарс, часто видя кочевников в столице Шираз, вовлекли тех в политику региона. Вожди племени работали рука об руку с персидскими чиновниками над установлением контроля и порядка в провинции.

Среди таких вождей был Лутф Али Хан, вождь Кашкаи, служивший главным бригадиром для персов и назначенным воевать с баби, скрывающихся в горах Нейриза. Он предоставил большое число людей и несколько пушек в распоряжение своих персидских повелителей.

Он и его люди разбили лагерь вместе с Мирзой Наимом возле мельницы, для того, чтобы провести карательные операции. Они обезглавили всех молодых мужчин среди заключенных. И сейчас Лутф Али Хан объявил своим людям, что они получат вознаграждение за поимку баби – живого или мертвого. Воины племени Кашкаи, вооруженные кинжалами, мечами и ружьями, прочесали горные тропы, заглядывая за каждый валун и вырубая на своем пути рощи и лесочки, заходя в темные пещеры и обыскивая все горные выступы. Они забирались все выше и выше. ..

Группа женщин, детей и нескольких пожилых мужчин прятались в темной глубине пещеры, надеясь, что преследователи пройдут мимо не заметив их. Но их нашли. Солдаты завалили вход пещеры соломой, сучьями и толстыми ветками, облили все керосином и подожгли. Вскоре вход в пещеру был запечатан стеной сплошного огня, который погрузил окружающие горы в темноту, а пещеру внутри заполнил густым печным дымом...

 

Ночь шла на убыль, очертания плеч, голов и спин заключенных вырисовывались все отчетливее. Повсюду в каменном дворе и комнатах караван-сарая дрожала от холода молчаливая людская масса. Слабые вскрики детей возникали в холодном воздухе, замирая там и потом возвращаясь в трясину изнеможения и голода.

Охранники появились во дворе и приказали заключенным приготовиться. Ослабевшие люди поднимали друг друга на ноги, несмотря на свою исключительную физическую слабость. Их готовили отвезти в другое место.

Снаружи собралась толпа. Готовясь выйти, женщины баби поправляли свои разорванные одежды, стараясь полностью покрыть свои лица и плечи – никогда не открывавшиеся на показ взорам посторонних. В момент, когда они покинули стены караван-сарая, чувства стыда поглотило их.

Едва ступив на улицу, они увидели лица своих знакомых горожан, исказившихся в гневе, их рты, выкрикивающие проклятья, их оскаленные зубы. Град мелких камней, грязи и плевков обрушился на пленников. Но они только покрепче обняли своих детей, прикрывая их.

 

Через несколько дней они прибыли в последний крупный город провинции Фарс, Абадих, который был основным перевалочным пунктом для племени Кашкаи. Местные жители, подстегиваемые своими муллами, вышли на дорогу, чтобы осыпать пленников оскорблениями и издевательствами, пребывая в полной уверенности, что получат за это особые благословения от Бога. В Абадихе процессию встретил посланник Шаха, который принес приказание оставить отрубленные головы, прежде чем продолжить путешествие в столицу. Местные жители отказались похоронить головы на своем кладбище, опасаясь, что присутствие останков баби осквернит это место. Поэтому был выбран заброшенный пустырь на краю города. Солдаты вырыли большие ямы, куда и сбросили останки баби. После этого пленных баби принудили продолжить путешествие.

Это безлюдное заброшенное поле на краю Абадиха оставалось нетронутым десять последующих лет.

«Тот, кого Бог проявит», обещанный Бабом, объявил Свою Миссию, новые баби поселились в Абадихе, и была рождена община бахаи. И еще полвека спустя после захоронения останков мучеников, бахаи стояли в присутствие Абдул-Баха в Святой Земле, и на его вопрос, как было названо то поле, бахаи отвечали, - «Сад голов мучеников». Абдул-Баха встал и явил Скрижаль посещения для произнесения ее верующим от Его имени …

«Да будет Слава вам за все, что вы совершили, пожертвовав все свои владения, свой род и свои души на пути славы Бога во имя любви к его Наивозвышенной Красоте. Хвала Наиславнейшему Господи за то, что Он создал вас и воззвал к бытию, вознес вас над темницами себялюбия и тщетных желаний и привлек под знамена Хвалы Бога в тот час, когда пришло Величайшее Воскресение.»

Абдул-Баха дал месту упокоения мучеников новое имя, и с тех пор оно стало называться «Сад Милосердного».

 

Несколькими часами ранее Пари Джан покинула свое укрытие, чтобы узнать, что происходит в городе. Соседка увидела ее и подошла к ней вся в слезах. Пари Джан спросила ее почему та плачет, и соседка рассказала, что только что видела отца и мужа Пари убитыми. Пари Джан быстро отвела свою шестилетнюю дочь и шестимесячного сына обратно в дом и поспешно отправилась по улице на север в сторону базара, где происходила расправа. Она стала пробираться через большую толпу зевак. И пробившись наконец на базарную площадь, она увидела тело, которое волокли за ноги по земле. Это был ее отец.

В толпе она встретила свою мать. Другие женщины, бывшие поблизости и узнавшие их, посоветовали им как можно быстрее уйти из города из-за опасности быть убитыми. Мать и дочь побежали в сторону квартала Сунар-Чикти. Они стали колотить в двери ближайших домов, но даже их друзья и соседи были слишком напуганы, чтобы впустить их внутрь. Не найдя безопасного места, они направились на юг, вышли за город и увидели поле с высокими кустами. Они попытались за ними спрятаться, но хозяин поля заметил их и приказал им убираться. Тогда они подошли к стене на краю поля, перебрались через нее и очутились в большом фруктовом саду. Там они затаились, стараясь не проронить на звука. Оттуда они слышали, как вдалеке ревела толпа, возбужденная зрелищем повешения близкого им человека. Внезапно услышав шорох, они взглянули наверх и увидели человека, перебирающегося через стену. Это был их товарищ. Он спрыгнул вниз и сообщил им, что они могут найти ночлег в его доме.

 

Абдул-Баха, отбросив тюрбан, сняв обувь и верхнюю одежду… низко склонился над все еще открытым саркофагом, с серебряными волосами, развевающимися вокруг Его головы, с преображенным и сияющим лицом. Он коснулся лбом края деревянного ларца и громко заплакал, и таковы были Его рыдания, что все, бывшие там вместе с Ним, тоже заплакали. Эту ночь Он не мог спать, столь сильны были обуревавшие Его чувства.»

Позже Абдул-Баха напишет об этом дне:

«Самая радостная весть такова,— святое, лучезарное тело Баба… после того, как оно шестьдесят лет переносилось с места на место из-за господства врагов и страха пред злонамеренными, не ведая покоя и мира, ныне, по милости Красоты Абха, было торжественно погребено, в день Навруза, заключенное в святой ларец, в величественной усыпальнице на горе Кармель… По странному стечению обстоятельств в тот же самый день Навруза прибыла телеграмма из Чикаго, объявлявшая о том, что верующие во всех центрах Америки выбрали делегатов и послали их в этот город… и окончательно выбрали место и облик Машрикул-Азкара».

****

Той ночью, в Нейризе через пустынные улицы базара к его площади пробиралась серая фигура. Там уже несколько часов лежало изуродованное тело Муллы Хасана. Человек, по имени Али, который подошел к нему, был друг Муллы Хасана со времен школы. Он был мусульманином. Этот верный друг подхватил тело в свои руки и перенес его на кладбище Агхел Кхатиб. Там он вырыл могилу, бережно уложил туда тело своего друга и засыпал его землей.

****

В старом заброшенном доме на задворках города, женщины и дети из семьи Шейха Мухаммада Хусейна не могли заснуть. Они слышали раздававшиеся на улице голоса людей, ищущих бахаи. Машади Хасан, их проводник, вошел в их комнату и рассказал, что люди ищут бахаи - мужчин и мальчиков старше двенадцати лет, и что ранее в этот день они уже замучили два бахаи насмерть.

Перед тем, как уйти, Машади Хасан сказал, что старый дом не мог больше служить надежной защитой для них, пообещав вернуться на рассвете и переправить их в другие, более безопасные дома в городе.

Полностью очнувшиеся ото сна, женщины и дети прижимались друг к другу в темноте старого заброшенного дома, с тревогой ожидая рассвета.

 

В глубине ночи они опять сбились с пути. Они разожгли костер, чтобы отогнать холод, который наступал со всех сторон. Люди сидели вокруг костра, некоторые из них, уставившись взглядом в пляшущие языки пламени, не в состоянии сомкнуть глаз, другие провалились в сон. Карбалаи Мухаммад Сале не спал, наслаждаясь теплом пламени. Он размышлял об испытаниях, выпавших на долю его семьи. Его мать Фатими стала верующей сразу после того, как Вахид провозгласил Послание Баба. После поражения при крепости Кхаджи, он и его мать были пленниками в тюрьме Шираза. Перед его глазами всплывали лица многих погибших членов семьи; он помнил, в каком отчаянном положении они жили много лет после возвращения в Нейриз. Теперь же его насильно разлучили с его женой Зохре и молодым сыном Амруллой.

Но в то же время Карбалаи Мухаммад Сале чувствовал силу и могущество Бахауллы, которого он встретил в Багдаде, и величие Дела Бога, которому его семья отдала так много – и это служило ему утешением.

Когда наступил рассвет, они поднялись на ноги. После слишком короткого отдыха они почувствовали острую боль в сбитых ногах и в напряженных, уставших мышцах. Постоянный недостаток еды ослабил их. В молчании они тронулись в путь. По дороге они собирали листья и дикий папоротник-орляк, пригодные для того, чтобы затупить голод.

Когда оставалось менее трех километров до города, некоторые из путников просто упали там, где их оставили последние силы. Два юноши, которые были посильнее, поспешили в город Сарвистан за помощью.

Через некоторое время вдали показалась группа людей, которая направлялась к ним, сопровождаемая повозками с запряженными в них мулами. По мере приближения группы усталые путники смогли распознать их … Это были бахаи города Сарвистан.